ИСТОРИИ ПРОШЛОГО...

К сожалению, деда своего не знал совсем - погиб под Москвой в сорок первом, бабушка тоже умерла рано - в пятьдесят девятом. Мать же не расспрашивал о них, было как-то не принято в советское время это.
Но по отдельным рассказам тетушек, матери кое-что запомнилось, отрывочное, мало что говорящее о той жизни, которую прожили мои предки.

ВСТРЕЧА СТЕПИ.

Эту историю повела мне родная сестра бабушки, много лет отсидевшая за что-то в лагерях, тетка моей матери.
А рассказала она вот что. Шла гражданская война. Но жизнь есть жизнь и надо было что-то прикупать для хозяйства. Вот и поехали молодые мои дед и бабушка на базар в Саракташ.
Из казачьей станицы Красногорская путь был не близкий - около сорока верст. Станица та была знаменита тем, что на её месте закладывался город Оренбург, на высоком берегу Урала у Красной горы. Это было второе рождение столицы Оренбургской губернии (первое было на реке Орь, там сейчас город металлургов Орск).
Однако что-то не срослось и тут. И царица перенесла строительство города Оренбург на третье место у слияния рек Сакмара и Урал. По Сакмаре было легко справлять лес из Башкирии.
А у Красной горы появилась казачья станица Красногорская. Так вот тут и жили все мои предки.
Вернемся к поездке деда и бабушки на станцию за товаром. Дело было летом, спешить было некуда, пара лошадей не спеша катила тележку с седоками к цели.
И вдруг впереди показался казачий разъезд. Белые. Поравнялись. Остановили.
- Кто такие, куда едете?
- Казаки из Красногорской, едем в Саракташ на базар.
- Ладно. Но коней мы у вас заберем, наши устали.
Казаки спешились, заняли упряжкой. Выпрягли коней, тут же их оседлали. И старший сказал пригорюнившимся деду с бабушкой:
- Берите двух наших, устали они сильно, но до станции вас как-нибудь довезут.
Такое вот приключение. Повстречайся тогда им не белые, а красные, может быть, и вовсе прибили. И не появился бы я на свет божий...

БЕГСТВО ОТ КОЛХОЗА...

Дед с бабушкой благополучно пережили гражданскую. Многие станичники ушли с атаманом Дутовым за границу. Здесь им оставаться было нельзя, так как активно участвовали в боях на стороне белых.
Красногорцы часто по ночам совершали набеги на Оренбург и громили красных комиссаров. Им, комиссарам, убитым в один из набегов казаков из станицы Красногорская, есть на памятник в сквере на Парковом проспекте, что начинается от железнодорожного вокзала.
Но дед был молод и в братоубийственной войне не участвовал, хотя точно не знаю, возможно, в набегах на Оренбург и принимал участие. Но он успел жениться на молоденькой казачке и даже наплодить детей, многие из которых умирали во младенчестве, выжила лишь одна моя мать.
В мирное время дед с бабушкой занимались своим немалым хозяйством, растили скот, птицу, выращивали пшеницу и рожь. Дом их стоял на высоком берегу Урала.
Жили не тужили, пока не появились в станице агитаторы в колхоз. Обещали, что коллективный труд сделает их жизнь краше богаче. Казаки, естественно, не верили
говорунам и не желали отказываться от своих наделов.
Не хотел вступать в колхоз и мой дед. И вот когда в станице объявили о собрании, на котором станичников станут “добровольно” записывать в коллективный труд, дед с бабушкой, взяв всё самое необходимое и малолетнюю дочь, уехали ночью в Оренбург.
Из обширного хозяйства бабушка взяла с собой лишь самую любимую кобылу и держала в городе по ночам в доме, который они снимали. Всё остальное и досталось на разорение голодранцам, организовавшим в станице колхоз.

...ЕЕ ОНИ "ПОХОРОНИЛИ", А ОНА ПРИЕХАЛА К НИМ В ГОСТИ...

Как я уже писал раньше, дед мой и бабушка, чтобы не вступать в колхоз в начале тридцатых годов прошлого века, ночью, взяв все самое необходимое и погрузив это в коляску, уехали из станицы Красногорская в Оренбург. Казачье их хозяйство осталось на разграбление тем, кто затеял в их родной станице колхоз.
В городе они сняли дом, дед устроился на оренбургский аэродром, учился на механика. Бабушка, как говорится, сидела дома с малолетней дочерью, моей будущей матерью, и следила за своей любимой кобылой, которую взяла с собой. Днем лошадь была во дворе, на ночь ее забирали в дом, чтобы не украли.
Так и жили они первый год в городе. Из станицы приезжали к ним родственники проведать, разузнать, как они обустроились на новом месте.
И как-то раз в очередной приезд они увидели, что дочь деда и бабушки лежит и не подает признаков жизни, так она в тот раз заболела.
Приехав в станицу, они всем там рассказали: "Дочь Ганьки Горшениной Манька умерла".
Естественно, родственники поплакали, погоревали, поставили свечки в церкви за упокой.
А на другое лето бабушка моя с выздоровевшей дочерью поехали из Оренбурга в Красногорскую в гости.
Идут они по улице станицы, а встречные казаки и казачки шарахаются, крестятся: "Свят, свят!"
"Ганька, - говорили потом они удивленно, - Манька твоя живая что ли? А мы ее тут уже похоронили".
Вот такая история приключилась.